Механизм пространства - Страница 81

– Сэр, может, все-таки зажечь фонарь?

– Я не люблю повторять дважды. Никакого огня.

Еще две ступеньки – и путь завершился.

– Бен, привяжи веревку к последней ступеньке и начинай разматывать. Сделал? Теперь положи руку мне на плечо. Вик, найди плечо Бена. Готовы? Поворачиваем направо и двигаемся до упора. Там должна быть переборка. Возле нее – десяток бочек. Пошли!

Пол трюма оказался ровным. Рабочие не схалтурили, тщательно подогнав железные листы один к другому. Идти пришлось ярдов тридцать. Наконец пальцы Бэрринджера уперлись в холодный металл.

– Отпустите друг друга и сделайте два шага вперед. Глядите, лбы не порасшибайте! Вик, прими в сторону, тут я стою… Все коснулись стены? Отлично. Вик – вправо, Бен – влево, и смотри, не упусти веревку. Держитесь за переборку и шарьте вокруг. Ищите бочки.

Сам Джек остался на месте, чутко прислушиваясь к шагам помощников. Через минуту слева долетел шепот Бена:

– Нашел, сержант!

– Молодец. Я иду к тебе. Вик, возвращайся.

Добравшись до бочек, Бэрринджер с минуту колебался: вскрывать их здесь, или все-таки перенести на батарейную палубу? В итоге решил действовать наверняка.

– Вскрываем три штуки. Остальные тащим наверх и откупориваем там.

Достав из-под одежды ломики и жестяные черпаки, они взялись за работу. Скоро в трюме заклубилась невидимая в темноте сахарная пудра – ее щедро подбрасывали в воздух черпаками, как зерно на току. Часть пудры оседала на полу, на одежде, но львиную долю подхватывал сквозняк, разнося по трюму. Бэрринджер ощутил сладкий вкус на губах. Рядом чихнул Бен – словно из пушки выпалил. Эхо раскатилось по всему кораблю:

– Поторапливайтесь!

«Главное – не дать пудре осесть. Ничего, наверху дует, как у черта в заднице. Такую метель подымет – мало не покажется!»

Бочки оказались тяжелыми. Люди взмокли, перетаскивая их по лестнице. Липкий сироп вместо пота тек по лицам, в горле першило. Шипел, бранясь сквозь зубы, Бен – он крепко зашиб голень, с размаху налетев на ступеньку.

Наконец семь бочонков встали на батарейной палубе. Сквозь верхний люк и порты левого борта струился тусклый свет луны. После трюмного мрака он казался ясным днем. Работа пошла быстрее. Сквозняк словно задался целью помочь незваным гостям: он набрал силу, превратясь в настоящий ураган. Гудя и завывая, вокруг мела настоящая пурга.

– Уходим!

Скучавший внизу проводник вытаращился на «снежных людей», опоздав придержать лестницу. Бэрринджер обругал его, и мистер Эрстед кинулся исправлять оплошность. Сквозь пушечные порты было видно, как в броненосце крутится буран; казалось, в брюхе корабля внезапно началась зима.

– Ну вы и натворили дел! – хмыкнул проводник. – Д-дверь! Бедный мистер Уотерхаус! Вот кому несладко придется… Уносим ноги, сэр?

– Нет. Осталось самое главное.

Проводник с изумлением уставился на Бэрринджера: что, мол, еще? Товар безнадежно испорчен, корабль засыпан сахаром, словно железный марципан – следов не скроешь. У управляющего, да и у самой компании «R. J. Triptey Ship Works» будут серьезные неприятности.

Этого ведь и добивались?

3

Джек Бэрринджер на всю жизнь запомнил рассказ отца о катастрофе в Турине. Это произошло за десять лет до рождения Джека, в 1785-м, когда отец гостил у дальних родичей. Каждый день в городских пекарнях слышались громкие хлопки: пекари оригинальным способом боролись с досаждавшими им мухами. Подбросив в воздух горсть муки и отойдя в угол, они швыряли в облако мучной пыли горящую лучину. Следовал небольшой «ба-бах!» – и от докучливых насекомых не оставалось и следа.

А в графской пекарне для той же цели, по слухам, пользовались сахарной пудрой – не жалко! Запах жженого сахара был приятней, чем вонь горелой муки.

Увы, однажды сосед-пекарь, мягко говоря, переборщил. Последствия оказались фатальными. От оглушительного взрыва вылетели стекла в нескольких домах. Пекарню разнесло на куски, погибли и пекарь, и двое подмастерьев. С тех пор мух гоняли вениками – никто не желал повторить судьбу несчастных.

Отец всякий раз повторял: никогда не делай так, Джек, если тебе дорога жизнь! Разумеется, в итоге Джек поступил точь-в-точь наоборот. «Опыты» он проводил в сарае, где хранился садовый инвентарь. И мука, и сахарная пудра, пригоршню которой ему удалось стащить в лавке, бабахали замечательно! «Главное – блюсти меру!» – твердил себе Джек. С четвертого или пятого раза он перестал бояться – и поплатился за самоуверенность.

К счастью, обошлось вынесенной дверью сарая, звоном в ушах и сгоревшими бровями. Но это было ничто по сравнению с поркой, которую учинил ему отец. Если бы родитель знал, что порка не пойдет сыну впрок…

Прозвище «Jack-to-Shreds» Бэрринджер получил в Испании, в армии Веллингтона. На войну он чуть не опоздал из-за возраста, но проявить себя успел в полной мере. Лейтенант саперного батальона сразу приметил смекалистого парня и убедился, что смелости Джеку не занимать, а пороховые подкопы и мины для него – родная стихия. Головы молодой сапер не терял, пустого риска не любил, продумывая все наперед. Вскоре Джека произвели в капралы. Отличившись при Бадахосе, он получил сержантский чин – за бреши, проделанные в стенах крепости.

Выйдя в отставку, Джек-в-Клочья уже знал, чем займется дома.

В лунном свете блеснули два флакона, которые Бэрринджер извлек из карманов куртки. В одном содержался темный кристаллический порошок, в другом – маслянистая жидкость. Жидкости было немного, на донышке. Джек провел кучу опытов, прежде чем научился рассчитывать время воспламенения реагентов. Задержка возгорания зависела от пропорции, в которой смешивались компоненты зажигательного состава.